Из-за сильной боли в ноге с трудом снял унт. Брюки пришлось разрезать. На голени - рваная рана. Перевязал, кое-как надел унт и - в путь.
Шел всю ночь. Горела голова. Мучила жажда. Пытался утолить ее снегом, но не мог открыть распухший рот.
Временами во тьме светились зеленые парные огоньки. Это бежали волки. Алексей разряжал пистолет. Хищники с воем исчезали.
Налегая на палки, он шел все дальше, на восток.
На рассвете увидел группу лыжников. "Кто они? А вдруг фашисты? Нет, лучше молчать". - решил Шведов. Неизвестные, обогнув сопку, скрылись. Прошло два дня. Алексей медленно продвигался, часто останавливаясь и просматривая местность. По-прежнему болела голова и жгла рана на ноте.
Ночью налетела непогода. Вначале подул легкий ветер, затем усилился, и, крутясь, понеслась поземка. Потом разразилась пурга, воющая, свистящая. В лицо, как иглы, бросало колючий снег.
Идти невозможно. Шведов с трудом нашел укрытие, забрался, надеясь переждать пургу. Усталость и сон валили с ног. Хотелось лечь прямо в снег и спать, спать...
Летчик боролся как мог, даже не сел. Он стоял, прижавшись к скале, и все время повторял: "Не засыпай! Не засыпай! Глаза закрыть можно, а спать нельзя! Нельзя".
И вдруг заговорил другой голос:
"Почему нельзя? Можно! Только не садись, а спи стоя. Да, стоя... Если крепко заснешь, упадешь и проснешься..."
Алексей забылся. И вдруг острая боль словно током прошла по телу и вернула к действительности. Чудовищным напряжением воли он заставил себя встать на лыжи и пойти.
Минул день, и наступила третья ночь. Шведов все шел и шел...
В полночь до него донесся далекий неясный шум.
Неужели опять пурга? Однако ветра не было. Не вихрилась под ногами и поземка - предвестница непогоды. Шум все усиливался. Оказалось - олени. Их темные силуэты с ветвистыми рогами пронеслись вблизи и свернули за сопку. Эхо доносило сильный храп животных.
Алексей долго стоял на горе, пистолет наготове; он ждал серых хищников, от которых уходили олени. Но волки не появлялись.
Так осталась позади еще одна ночь. Мучил голод. Остатки шоколада Алексей с трудом пропихивал в рот.
Силы истощались. Он все чаще отдыхал. Спал стоя.
После четвертой ночи потерял счет времени. Шел как в тумане, как слепой. И вот однажды, когда уже совсем выбился из сил и сидел на снегу, прислонившись к скале, послышались человеческие голоса. Из-за сопки выбежала оленья упряжка. Алексей хотел крикнуть - и не смог: рот не открывался.
Выхватив пистолет, он стал стрелять...
Пришел в себя Алексей Шведов в постели. Вокруг стояли оленеводы. Они принялись его расспрашивать.
- Я ничего не чувствую, - ответил Алексей, - хочу спать...
Он не спал девять суток...
К концу марта фашисты, пополнив потери в самолетах, решили начать большое воздушное наступление. С 24 марта по 15 апреля они пытались осуществить три массированных налета на Мурманск. Каждый раз немцы бросали по шестьдесят - семьдесят самолетов-бомбардировщиков и истребителей, но к Мурманску не прорвались.
Наши истребители встречали врага еще на подступах к городу. Более тридцати изуродованных самолетов оставили фашисты только на нашей территории. Это охладило наступательный пыл немцев, активность вражеской авиации резко снизилась.
В мартовских воздушных схватках особенно отличился мой друг Павел Орлов. Овладев сафоновским стилем боя, он научился внезапной атакой разбивать строи "юнкерсов" и с малых дистанций уничтожать вражеские самолеты.
Павел одерживал одну победу за другой. За редкостное спокойствие и выдержку, которые он проявлял под проливным огнем противника, его прозвали "королем лобовых атак". Мы не раз дрались вместе, помогая друг другу, и я видел, как хладнокровен и настойчив Орлов в бою.
Как-то Павел Орлов сошелся на лобовой с одним из "мессеров". В кабине вражеского истребителя сидел, видимо, решительный летчик, коль пошел на такую атаку, хотя мог ее и избежать. У "мессера" максимальная скорость была больше и скороподъемность выше, чем у нашего истребителя. Но фашист переоценил достоинства своей пушки, надеясь открыть упреждающий огонь с такой дистанции, когда пулеметы советского истребителя будут не страшны.
Лобовая началась. Скорости максимальные. Сближение мгновенное. Несколько секунд - и трассирующие снаряды тугими струями брызнули из носовой части "мессершмитта", а Павел, форсируя мотор, несся на фашиста, не открывая ответного огня.
Восемьсот... Пятьсот... Триста метров оставалось до врага, а Павел не стрелял. Казалось, еще миг - и, если кто-нибудь из летчиков не свернет, грохот столкнувшихся машин потрясет небо.
Исход должны были решить нервы. У кого они крепче, тот не свернет. Не выдержали нервы у фашистского пилота. Прекратив огонь, он бросил машину в разворот. В прицеле Орлова сверкнуло серо-белое брюхо вражеского самолета, и трасса густо прошила "мессера".
Перевалившись через крыло, "Мессершмитт-109" отвесно нырнул с высоты и, как память о себе, оставил вертикальный столб черного дыма.
Любили мы Орлова и за нерушимое правило - никогда не оставлял товарища в беде. Отражая налет, восьмерка наших истребителей гнала от Мурманска двадцать пять фашистских самолетов. Павел Орлов лобовой атакой сбил одного из "мессеров" и спас жизнь молодому летчику Николаю Бокию.
В конце апреля военные корабли Северного флота, воспользовавшись непогодой, высадили в тыл врага, на мыс Пекшуев, морской десант. Как это часто бывает в приморских районах Заполярья, погода неожиданно переменилась. Наступили ясные дни. Фашисты бросили против десанта большие силы наземных войск и авиации, По нескольку раз в день мы вылетали защищать десант от авиации врага, штурмовали фашистские войска, прикрывали своих бомбардировщиков.
Ожесточенные воздушные бои шли с переменным успехом.
В те дни я потерял двух своих друзей. Фашисты сбили Сергея Морозова. Погиб и Алеша Шведов, только перед высадкой десанта вернувшийся в эскадрилью.
Утром 26 апреля наша шестерка летела к линии фронта.
Алеша Шведов был ведущим. За ним уступом - в правом пеленге сержант Савин. За Савиным - я со своим ведомым, и затем еще одна пара.
Мы спешили. Нужно было успеть перехватить бомбардировщиков.
Наша группа приближалась к линии фронта, когда над Мотовским зализом появились "юнкерсы". Они готовились переходить в пике. Шведов принял решение: бить фашистов на выходе, а чтобы удобнее атаковать, приказал нам изменить строй. Он сбавил скорость своего истребителя, и мы стали переходить из правого в левый пеленг. Сержант Савин поспешил. На повышенной скорости его истребитель стал налезать на самолет Шведова. Потянув ручку управления на себя, Савин поднялся выше и закрыл плоскостью самолет Алексея. Продолжая переход и не видя ведущего, он ударом крыла отрубил хвост самолета Шведова.
